Sonni e sogni di Quentin Tarantino.
Raffreddandosi, il cerchio di Ierusalem
appena pulsa.
Una squama opaca illumina la spietatezza dello sguardo:
una calmucca, figlia dell’Oriente.
Lui scatta, ribollendo di cinabro saturnino nello scolo,
mentre lei gli esplode contro una due tre quattro cartucce.
Il serpe creperà, ma nel crepuscolo della prima luce rosseggeranno le sue spire rigenerate.
O Dragon Cinéma, io inalo le tue esalazioni.
Ombre di corpi traboccano dai tuoi schermi scuri
per essere iniettate nel muscolo cardiaco.
Lo riconosci? Questo luogo serpentesco a te è fratello.
Il dito di lumière si contrae sul grilletto,
in attesa dell’esercito notturno delle blatte.
Tarantino’s дрёмы и dream’ы.
Остывающий обруч Ерусалима
чуть пульсирует.
Тусклая чешуя освещает безжалостность взгляда:
нацменка, дитя Востока.
Он рванется, бурля сатурновой киноварью в раструбах стока,
пока она выпускает в него раз два три четыре заряда.
Змей издохнет, но в сумерках первого света заалеют его обновленные звенья.
О Дракон Синема, я вдыхаю твои испаренья.
Тени тел слиты с твоих потемневших экранов
для инъекций прямо в сердечный мускул.
Узнаешь? Этот город змеиный — твой брат.
Палец люмьера подрагивает на (с)пуске,
поджидая ночную армию тараканов.